С интересом прочитал в № 51 вашей газеты интервью с эксспикером Томской области, а ныне президентом «Союза строителей» Томской области и областным депутатом Борисом Мальцевым о возможности агломерации нескольких сибирских регионов. Он решительно против объединения и ссылается на письмо профессора И.Н. Бутакова в правительство в 1943 году. Якобы Томск многое потерял, попав в прошлом в подчинение Новосибирску. Однако по прочтении есть ощущение этакого «синдрома жителей обиженной провинции». Какие все-таки выдвигал профессор аргументы в пользу отделения, и почему мы боимся объединения вновь?
Станислав Полозов, инженер
Мы отыскали это письмо. И представляется, что оно содержало достаточно убедительных фактов, чтобы у правительства действительно не возникло это ощущение «синдрома обиженных провинциалов». Впрочем, судите сами.
Томский «аппендикс»
«Молодая красная революционная власть Сибири, – пишет профессор Бутаков, – отвергнув в начале революции Томск в качестве центра Сибири, решила создать последний из маленького уездного городка Томской губернии – Новониколаевска, нарушив там процесс исторического развития по мотивам, малоубедительным для того, кто следил за этим процессом. В пользу Новониколаевска выдвинуто было то главное соображение, что он находится на пересечении двух великих путей – речного (Обь) и Транссибирской железнодорожной магистрали. Но при этом замолчали, что Обь на плесе от Новониколаевска до устья Томи малосудоходная, этот путь может быть только подъездным к Великому водному пути, начинающемуся как раз от устья Томи до устья Туры на протяжении 2200 километров, и обеспечивающим проход судов с большой грузоподъемностью.
Тогда именно и был пущен в оборот пресловутый лозунг, что Томск находится в аппендиксе, что это умирающий город. Этот лозунг определил линию поведения новосибирских краевых организаций, которые, стараясь искусственными мерами создать новый город из ничего, забирали себе промышленные предприятия, возникавшие в Сибири, концентрировали все средства на строительство нового города, отпускавшиеся на Сибирь, а в Томске в течение ряда лет шла только разрушительная работа.
Война принесла разруху
…Эвакуация в начале войны в Томск из европейской части страны нескольких крупных заводов вместе коллективами работников и их семьями – это порядка 50 тысяч человек – поставила город в особенно тяжелое положение, резко обострила ситуацию с жильем (в основном деревянным) и скудными коммунальными услугами. И без того старая примитивная канализация из деревянных дренажей сгнила, пришла в упадок, на улицах всюду ямы от ее провалов. Старый водопровод, построенный в 1904 году, рассчитанный на 50 тысяч жителей, не может справиться с потребностью населения возросшего теперь до 170 тысяч человек. Поэтому не приходится удивляться большому числу аварий на водонасосной станции с ее старым оборудованием. Изза чего по преимуществу деревянный город находится под страшной угрозой уничтожения от пожаров.
За годы войны пришли в негодность старые булыжные мостовые, новых мостовых за годы после революции почти не сооружалось, так что на ряде улиц, даже близких к центру, стоит непролазная грязь, делающая их непроезжими и непрохожими. Разобраны на дрова за годы войны деревянные заборы и тротуары. Асфальтовые тротуары на главных улицах находятся в полуразрушенном состоянии. Большая часть города являет печальную картину разрушения.
Из лидеров –в аутсайдеры
Телефонная связь в городе работает с 1892 г. Томск был одним из первых городов России, где эта связь появилась. И до сих пор в Томске телефоны старой системы Эриксона, какие можно встретить только в музеях. Город, выросший до 170 тысяч жителей, при наличии большого числа заводов, вузов, техникумов, имеет всего 1200 абонентов. То есть испытывает огромный «голод» в телефонной связи, не говоря уже о том, что пользование старой аппаратурой при помощи «телефонных барышень», постоянные аварии от ветхости аппаратуры порождают огромные потери времени и нервов.
Снабжение литературой за последние 15–20 лет в Томске поставлено плохо. Научные работники и студенчество хронически ощущало нужду в книге, но это, повидимому, не беспокоит Когиз. То же надо сказать про снабжение бумагой, тетрадями, канцелярскими принадлежностями и чертежным инвентарем. К этому присоединяется теперь слабость Томской типографии, когдато прекрасно оборудованной, печатавшей многочисленные труды томских ученых. Главное оборудование типографии было вывезено в Новосибирск, так что издание ученых трудов было за последние годы крайне затруднено. Положение усугубляется тем, что изза слабости и примитивности радиоузла немало научных работников лишены возможности иметь дома радиоточку.
Другие значительные старые города Сибири, делает вывод автор письма, получили возможность дальнейшего развития, выделившись, как областные центры, изпод опеки Новосибирска (Омск, Красноярск, Иркутск). Томск же, стариннейший сибирский город, центр его культуры, остался в загоне. Такое положение дальше является совершенно недопустимым, ибо Томску, как культурному центру, угрожает серьезная опасность дальнейшего существования.
Исполнить свой долг
Автор письма подчеркивает, что оно продиктовано прежде всего желанием, чтобы работа томских ученых дала надлежащий эффект. Именно поэтому сформулированные ими условия решено довести до сведения правительства. Иной возможности просто нет.
«Может быть, мы, посылая правительству письмо, не учитываем всю ситуацию в целом, и может быть, не все, что мы просим, выполнимо сейчас. Но мы твердо знаем, что стариннейший культурный и научный центр Сибири, оправдываюший себя во время Отечественной войны, когда на Сибирь возложены громадные новые задачи, сыграет крупную роль и в послевоенной время в деле использования производственных сил Сибири на пользу Родине».
Как видим, пожелание профессора и его коллег сбылось. И только потому, что Томск стал самостоятельным.