ТВ-2 сделало себе имя на правдивых репортажах об августовском путче 1991 года.Тем самым поставило себе очень высокую планку, которую надо было все время поддерживать, потому что иначе люди быстро забыли бы о тех репортажах, как почти забыли о путче. И журналисты ТВ-2 вот уже пятнадцать лет изо дня в день демонстрируют высокий профессионализм, который отмечен одиннадцатью (!) ТЭФИ - высшими наградами отечественного телевидения. С лауреатом этой премии, академиком Российской академии телевидения, журналисткой Юлией Мучник мы беседуем накануне юбилея телекомпании.
"Главное, чтобы не приказывали, что говорить"
- Я помню, Юля, как, начиная 15 лет назад, ТВ-2 позиционировало себя как "домашнее" телевидение со всевозможными передачами об увлечениях, рыбках, птичках, путешествиях, программами для детей и так далее. Многое честно пытались исполнить, потом постепенно проза бизнеса заставляла от многого отказаться. Но вот марку "независимого ТВ", как вы сразу стали себя называть, стараетесь держать. Есть ли у вас ощущение, что вам и дальше удастся это состояние независимости сохранить?
- В мае 1991 года, когда появилось ТВ-2, все каналы были государственными и казалось совершенно нереальным создать телекомпанию, неподконтрольную властям, не подверженную политической цензуре. Мы уже в те годы, несмотря, на молодость, неопытность и всяческие иллюзии, прекрасно понимали, что полной независимости нет и быть не может - как нет ее в жизни человека вообще. Понятно, что мы всегда были и будем зависимы от рекламного рынка (небольшого, кстати, в Томске), от зрителя, от собственного мироощущения, от степени своего профессионализма, от всяческих внутренних и внешних кризисов. Но все проблемы, которые порождает этого рода зависимость, - решаемы. И с этими проблемами можно жить. Главное, чтобы тебе никто не приказывал, что и как ты должен в эфире говорить. Главное - иметь возможность работать, руководствуясь только и исключительно профессиональными критериями и сообразуясь только и исключительно с мнением команды, близких тебе по духу людей. Пока мы работаем именно так - свободно. Значит, пока, спустя непростые эти 15 лет, независимость сохранить удалось.
- Ваше "ПОКА" очень многозначительно звучит...
- Потому что, увы, история российская циклична. И спустя годы все повторяется. И вновь цензура в большинстве СМИ, и вновь все столичные каналы контролируются государством, и вновь в Москве есть списки неугодных журналистов и неугодных экспертов, которые, собственно, только на ТВ-2 и могут оказаться в эфире, если людей этих занесет в Томск. У меня в передаче за последние пару лет были Ясин, Гайдар, Каспаров, Шендерович, Сатаров Рыжков. И - удивительно - все они, уже когда эфир заканчивался, недоверчиво так спрашивали: "Это и правда был прямой эфир? А что вам за это теперь будет?". А ведь все эти люди - не экстремисты какие-то, они к насильственному свержению строя не призывают, у них просто иная точка зрения на происходящее в стране. Но в эфирах центральных каналов они эту иную точку зрения озвучить не могут. И это не только и не столько журналистская проблема. В Чехии, когда тамошние власти попытались "наехать" на какой-то неугодный канал, страна вышла на площадь. У нас за прежнее НТВ в 2001 году пытались заступиться несколько тысяч по всей стране, а скучает по свободным СМИ сегодня, наверное, побольше народу. Но страна-то очень большая, и даже несколько свободомыслящих миллионов - это все равно сугубое меньшинство. Пока другая некремлевская точка зрения на события в стране интересна сугубому меньшинству, с любым СМИ можно сделать что угодно. Поэтому я и говорю - пока.
"Бывают времена, когда разногласия неизбежны"
- На мой взгляд, дело даже не только в том, что есть давление власти, а в том, что в самих журналистах, по разным (и часто вполне понятным) причинам сидит "внутренний редактор", и он шепчет, что лучше не звать оппозиционеров в передачу, забыть о деле "ЮКОСа", не нарываться, переждать, пока власть сменится. Тем более что опросы показывают - большинство, увы, действительно не волнует оппозиция, отсутствие свободы слова, дело "ЮКОСа"...
- Бывают времена, когда в меньшинстве оказаться как-то комфортнее. Я бы даже сказала, что именно там нередко и оказываются люди более приличные. И публика близкая мне по духу сейчас, пожалуй что, действительно, в меньшинстве (опять ведь даже это словечко возвращается - "инакомыслящие"). Но поэтому и надо на фоне нынешней вертикали власти какие-то горизонтальные связи выстраивать, говорить друг с другом, и в эфире - пока можно. Чтобы не показалось, что это ты сошел с ума, раз думаешь не так, как большинство. Увы, нередко именно большинство всем своим превосходящим составом с ума-то и сходит. Так было в России в семнадцатом году, и в Германии в тридцать третьем, и еще нередко в разных странах такая вот беда с большинством случалась. Кажется, Бродский говорил: у меня с советской властью стилистические разногласия. Бывают времена, когда и с властью, и с большинством стилистические и идейные разногласия неизбежны.
- А меньшинство - это кто? Портрет нарисуйте.
- Да просто люди, которые могут сомневаться в том, что сообщают им новости ОРТ и РТР, и при этом они еще не думают, что президент всегда прав. Они не считают, что Россия в кольце врагов, и не видят причин ненавидеть, к примеру, американцев. Что еще? Этот представитель меньшинства - космополит и западник, в том смысле, что ему хотелось бы, чтобы в России были такие же хорошие дороги, как на Западе, и обязательно с пандусами для инвалидов. Чтобы у нас была такая же медицина, как у них, и такие же доступные большинству удобные и красивые дома. А еще - выборы и такая же независимая судебная система. При этом они любят Россию, обожают русскую литературу, музыку и наше кино. И им бывает скучно в любой другой стране. Этим, из меньшинства, не наплевать на то, что, скажем, Светлану Бахмину - женщину с двумя маленькими детьми, приговаривают к 7 годам зоны только за то, что она кого-то там не сдала. Этим в меньшинстве - противно, что сейчас громят лицей для сирот в Коралове только потому, что его создал Ходорковский. И теперь непонятно, что будет с этими сиротами. Человек из меньшинства не может понять, как связаны события в Беслане и отмена выборов губернаторов, он не может уснуть, узнав, что в Питере убили семилетнюю таджичку - просто потому, что она таджичка. Ну, в общем, конечно, неврастеники в этом моем меньшинстве собрались. Но мне они как-то близки и симпатичны. И потом, таких, из меньшинства, все-таки десятки тысяч в Томске и я думаю несколько миллионов в стране. То есть все-таки на население такого среднего европейского государства наберется.
- В истории крайне редки случаи, когда меньшинство смогло что-то изменить.
- А я и не обольщаюсь по поводу возможности меньшинства что-то изменить. Более того, не так давно я летела в самолете с одним известным томским профессором. Милейший человек, мы давно с симпатией друг к другу относимся. И он всю дорогу меня шепотом в самолете "лечил" - мол, перестаньте нарываться, не рассказывайте в эфире про дело "ЮКОСа", помолчите просто про то, что центральная власть делает, поберегите, мол, себя. Но мне-то как раз кажется, что мы именно и пытаемся сейчас - поберечь себя, то есть себе не изменить... Видела я людей сохранивших работу, но потерявших себя. Нерадостное зрелище. И, кстати, этот профессор потом грустно так в конце разговора как бы сам себе признался, мол, я же в августе девяносто первого давал себе слово не трусить, а вот что-то... Вообще это самое печальное сейчас. Все-таки не 37 год, и иголки под ногти не загоняют, но удивительно как быстренько все построились и перепугались. Помню историю с Гайдаром, которого не пустили в наш университет лекцию прочитать. Вот тоже "экстремист" - Гайдар с его "отнюдь" и прочими интеллигентскими заморочками. Так вот звоню я одному опять же университетскому профессору - он сразу начинает сокрушаться, мол, до чего дошло, а я так хотел послушать Гайдара. Говорю, ну так вы и скажите об этом "на камеру". Он - "что ты, меня же с работы выгонят". Какой-то генетический страх.
"И до тех, кто молчит, дойдет очередь"
- Да просто, может быть, у людей нормальный инстинкт самосохранения в предлагаемых обстоятельствах.
- Ну, я же историк по образованию, и эти знакомые мои - люди вполне образованные. В такие времена, как сегодня, если ситуация не переломится, рано или поздно, и до тех, кто молчит, и даже до тех, кто одобряет, - очередь все равно дойдет. И потом, я, знаете, имела честь быть знакомой с Ларисой Богораз - это одна из семи, кто в 1968-м вышел на Красную площадь протестовать против ввода наших войск в Чехословакию. Они там пару минут продержались, все были арестованы, она получила несколько лет лагерей. (Имела кстати в то время маленького ребенка). Очень ироничная, не склонная к эффектным жестам женщина. И вот вышла на площадь. Она же не надеялась танки остановить. Просто, ей противно было молчать. Вот и все.
- Не все журналисты хотят выходить на площадь. Вот Сванидзе как-то заявил, что принципиально на митинги не ходит...
- Ну журналист может выйти на площадь и просто как гражданин, а не представитель СМИ. Но журналист должен просто не замалчивать важное, не превращаться в пропагандиста и агитатора, он должен элементарно предоставлять эфир представителям разных точек зрения - и лидерам "Единой России" и представителям оппозиции. И о том же деле "ЮКОСа" у нас в эфире говорили и Лигачев и Ясин. А недавно наша съемочная группа вернулась из Читы - ребята снимали там фильм об отце Сергии, который назвал Ходорковского политзаключенным и был лишен за это сана. Просто рассказать про эту историю - это и есть нормальная журналистика, но беда в том, что сегодня нормально работать рискованно. Впрочем, в России трудно быть не только нормальным журналистом, нормальным врачом и нормальным учителем, я думаю, быть не легче.
- Среди нынешних инакомыслящих - много людей и с откровенно националистическими воззрениями. Как, на ваш, взгляд, может телевидение противостоять экстремистским и националистическим настроениям, которые явно нарастают.
- Я признаюсь, что у меня нет точного рецепта - как рассказывать про какой бы то ни было экстремизм. С одной стороны, фашисты действительно стремятся на экраны, и более того терроризм возможен только в век нынешних технологий - зачем взрывать башни-близнецы в Нью-Йорке, если это не покажут по ТВ. Но с другой стороны, Гитлер пришел к власти в Германии до ТВ. Большевики захватили Россию до ТВ. Все-таки не в телевидении дело. Но сегодня в телевизионный век рассказывать про любой фашизм надо осторожно и взвешенно. Мы никогда не позовем к себе в эфир скинхеда. Об угрозе фашизма, надо говорить не с фашистами, а с терпимыми, образованными, способными доходчиво и убедительно объяснять природу вещей экспертами - историками, психологами, вменяемыми политикам. Опыт разных стран свидетельствует, что эти экстремистские настроения при желании можно переломить. Смогли же в Германии провести денацификацию. Справилась ведь Америка с расизмом. Но там с этим боролись все - от режиссера в Голливуде до последнего сенатора. У нас есть подозрение, эти ксенофобские настроения очень удобны власти. Мол, смотрите, кто придет, если мы уйдем.
Производство детей на поток?