На днях в издательстве "Part.kom" выходит новая документальная книга Вадима Николаевича "Спецы" - о судьбах репрессированных спецпереселенцев в Нарымском крае. Когда я попросил писателя, вместе с которым много лет работал в областной газете, рассказать для "АиФ" - Томск" об этой работе, он, решил сразу предупредить вопросы некоторых читателей.
"Приходится объяснять простые истины"
- Понимаю, что будут те, кто скажет: "Зачем снова ворошить прошлое?". Я много думал и продолжаю думать об этом. Мне уже приходилось слышать такой вопрос, когда вышла моя книга "Нарымская хроника 1930 - 1945. Трагедия спецпереселенцев". К сожалению, приходится объяснять такие простые истины, что прошлое - это урок на будущее, что люди и молодые, и средних лет, и даже мои сверстники, знающие только понаслышке о тех страшных событиях, должны знать правду про массовые репрессии, спецкомендатуры и спецпоселения, десятки тысяч погибших от голода и холода только в Томской области...
Я вот сейчас сказал эти слова, кто-то из ваших читателей их прочтет и, вполне возможно, ничего особого не почувствует не потому, что он черствый человек, а просто потому, что за ними для этого читателя нет зримой картины. Ведь на его руках, как у меня, четырнадцатилетнего, на Васюгане, куда нас сослали из Эстонии, не умирала младшая сестренка, он, читатель, не знает моего отчаяния, когда в один день с сестрой умерла наша мама (обе - от голода), а еще раньше был отправлен в лагерь и погиб отец. Да и я, очевидец многих страшных трагедий спецпереселенцев, долго не имел понятия о подлинных масштабах "массовых операций" по высылке и уничтожению крестьянства, пока в начале 90-х годов прошлого века не увидел в архивах документы, открывающие технологию и масштабы насилия, выдаваемые за "мероприятия по укреплению сельского хозяйства и борьбы с кулачеством".
Сначала я просто читал документы, потом начал делать выписки, думая написать роман или повесть, но вскоре отрешился от этой мысли: понял, что трагедия тех лет ясно прослеживается в тех самых документах. Решил было просто опубликовать эти выдержки из документов, но потом подумал, что за канцелярскими фразами, разрозненными фактами читатель не ощутит всей горечи, не увидит того, что называется "невидимые миру слезы"... И потому дополнил сухие факты воспоминаниями. И своими, и присланными мне, как писателю, такими бывшими ссыльными. Часть документов снабдил комментариями. Так появилась "Нарымская хроника". Нынешняя книга "Спецы" создана на ее основе, но, во-первых, дополнена новыми фактами и воспоминаниями, во-вторых, у нее другая структура. Сегодня это скорее публицистическое исследование, а не комментарии к архивным документам.
"Издал "Хронику" Солженицын"
- Ты написал "Нарымскую хронику" в начале 90-х, и она могла стать откровением для страны, второй по документальности после "Архипелага..." Солженицына. А опубликована была только в 1997-м, несмотря на участие самого Александра Исаевича. Почему так вышло?
- Я написал Александру Исаевичу о "Нарымской хронике", когда он еще жил в Вермонте. Он ответил, что едет в Россию, будет в Томске, можно будет встретиться. Когда встретились в его номере в гостинице, он был усталым, читать не стал, сказал, что рукопись будет у него храниться в числе других воспоминаний, "если историкам будет интересно, они посмотрят". Я сказал, что писал не для этого, надеюсь опубликовать. Но рукопись оставил... Две любопытные детали этой встречи. Александр Исаевич обмолвился, что везет в Россию ксерокопии своих рукописей, а не оригиналы, из чего я понял: в то время он до конца еще не был уверен, что перемены в России навсегда. А когда я показал ему фотографии погибших спецпереселенцев, о которых даже неизвестно, кто они и откуда, он сказал, что у него тоже есть подобные снимки и он смотрит на них, когда работает над материалами о репрессиях. Это придает ему силы.
Через какое-то время Александр Исаевич сообщил, что прочел "Нарымскую хронику", рукопись интересная, будет издавать ее в специальной серии о репрессиях (по две книги в год), очередь моей - одиннадцатая. Но позже написал, что передвинул "Хронику" на третью очередь, но придется подождать: его семья еще не обустроена, даже не знает, где будут жить.
Потом попросил сделать уточнения использованных документов. Вот так получилось, что "Хроника" вышла только в 1997 году. Все эти годы я мысленно не раз возвращался к этой книге, чувствовал какую-то авторскую недосказанность, да и материалов новых накопилось немало. Так появились "Спецы". Книга с помощью Мариэты Омаровны Чудаковой напечатана в безгонорарном журнале "Историк и художник", а затем томский издатель Андрей Олеар, до этого великолепно издавший мою книгу о маме "Венчальная свеча", предложил издать "Спецы" в Томске.
- По хорошему, ее бы надо иметь в школьных библиотеках. Даже если старшеклассники просто возьмут ее полистать. Полистают и наткнутся, ну, например, на эпизод, где старый крестьянин, плача, понимая, что не будет осенью хлеба, бросает по приказу уполномоченного семенное зерно в землю, с которой не до конца сошел снег, потому что уполномоченный хочет отрапортовать о севе раньше других. Кстати, там еще такая потрясающая деталь: крестьянин идет по стылому полю босиком, потому что грех было сеять в обуви...
"Бывшие мучители с пафосом вспоминали..."
- Спустя годы, я встречал этих начальников - комендантов, уполномоченных, фининспекторов, парторгов, которые безжалостно трясли с людей налоги, займы, отнимая у семей нередко последнее, не давая шанса выжить голодающим. (Например, шестинедельный займ государству на двести рублей, на который вынуждали подписаться женщину в колхозе, она и за полгода не могла выплатить). И вот они, эти начальники, с пафосом вспоминали о том, как здорово работали эти несчастные люди в годы войны, как помогали ковать Победу. Говоря это, они не кривили душой, вот только о жутких условиях и гибельном гнете власти умалчивали. И меня тревожит, что сегодня иногда приходится наблюдать подобную "забывчивость", слышать о гениальном вожде всех народов, который выиграл Великую Отечественную войну... Вот к этой потере памяти, того, как было нас самом деле, я не могу остаться равнодушным. Не могу быть равнодушным к равнодушию.
- А того коменданта, который незаконно отобрал у тебя военный билет, тем самым лишив возможности раньше на несколько лет уехать из места ссылки?
- Нет, но, думаю, он благоденствовал до конца своих дней, хотя на его совести наверняка не один такой обман да и кое-что пострашнее.
- О многих удивительных людях, встреченных на Васюгане, ты публиковал рассказы в 70-е годы, не упоминая, что они из репрессированных. Просто события происходят в одном из колхозов на Васюгане...Кто-нибудь из читателей догадывался?
- Думаю, да. Первой мне сказала об этом наша с тобой коллега Маша Смирнова: "Вадим Николаевич, в ваших рассказах чувствуется какая-то неоткрытая глубина, второе "дно"...
"Отец часто повторял: "Люби Россию"
- Напоследок - неприятный вопрос. Что ты думаешь о постоянно нагнетаемых в Эстонии антироссийских настроениях?
- Для меня это мучительные события. Я люблю Россию и любил ее всегда. Наша семья родом из Петрограда, а потом мы переехали в Эстонию, и, как только я что-то стал понимать, отец не раз рассказывал о нашей родине, неизменно повторяя: "Люби Россию". В то же время лучшие, самые светлые годы детства прошли в Эстонии - до 14 июня 1941 года, когда к нам в дверь громко постучали, арестовали всю семью, и в огромной колоне репрессированных без суда и следствия начался наш трагический крестный путь в Сибирь. Красную Армию, когда она вошла в Эстонию, встречали восторженно, как защитницу от немцев, а потом пошли массовые репрессии до и после войны... В общем, все это очень сложно. Думаю, что в Эстонии нагнетают неприязнь к России молодые, которые не знают прошлого или воспринимают его односторонне...
ЧП в спецшколе: кто виноват?