В последние годы о профессиональном наставничестве мы както подзабыли. А не так давно о необходимости его возрождения напомнил президент, обратив внимание на то, что зачастую молодым людям просто не хватает какихто навыков, которые есть у более опытных товарищей.
«Экзамен» каждый день
Соломон Выгон «АиФ-Томск»: Вячеслав Викторович, что вам ближе – традиционный «наставник» или современный «ментор»?
Вячеслав Новицкий: Наставник – по сути, перевод с древнегреческого имени Ментор, учителя сына Одиссея. Слово и само менторство прижились в далеком прошлом в российской гимназии, но в нем есть нечто подавляющее личность.
Наше «наставник» более демократичное, сразу объясняющее, что имеешь дело с опытным человеком, который увидел в молодом коллеге талант, желание знать и уметь больше и готовым ему помочь, даже если он потом превзойдет учителя.
В науке это особенно важно и не случайно ученые, профессора ценятся в глазах общественности не только своими результатами, но даже более количеством учеников. Потому что в этом – залог развития науки, той или иной научной школы, спортивных, педагогических достижений, универсального мастерства токаря, летчика, вообще любого человека, много знающего и готового щедро делиться профессиональными навыками с юными.
- А как повашему? Наставник в жизни должен быть один?
– На разных этапах жизни у человека могут быть разные наставники. Если в житейском плане моим главным наставником был отец, то в профессии, в науке, повезло дважды, потому что первым наставником был выдающийся профессор Томского медицинского института Даниил Исаакович Гольдберг, а спустя годы его сын – академик Евгений Данилович – оба яркие личности в науке. К слову, в томских вузах вообще, а в медицинском в частности, в середине прошлого века работала плеяда блестящих ученых – наставников, воспитавших последователей, которые в свою очередь создали научные и практические школы в кардиологии, хирургии, педиатрии, физике, электронике, математике, приборостроении.
И что интересно, начинался этот процесс наставничества во многих случаях, как и в моем, с первых лет учебы. Даниил Исаакович привлек меня к науке уже на первом курсе, хотя, казалось бы, какое ему, Заслуженному деятелю науки, всемирно известному ученому, дело до пацана, который еще и строение скелета человека толком не знал. Но вот разглядел чтото важное с высоты своего опыта, сидел часами рядом со мной у микроскопа, объясняя, что происходит в различные моменты с клетками крови, попутно давая понять важность наук гематологии, патофизиологии.
И помимо этой профессиональной стороны наставничества, он очень много дал мне в плане общей культуры. Спрашивал, что я читаю, какие фильмы смотрю, и что обязательно надо сходить посмотреть, почему та или иная книга мне нравится, а другая не нравится (если у меня какойто книги не было, приносил из своей библиотеки), знаю ли я художников, картины которых висят в его кабинете.
Такой вот своеобразный экзамен устраивал каждый день. Я смотрел, как он общается с коллегами на кафедре, по своей инициативе со второго курса ходил иногда на его лекции, невольно подмечая, какието особенности изложения материала. Это, как я позже понял, тоже было некое пассивное, но очень полезное наставничество, которым я рекомендую воспользоваться студентам, независимо от их будущей профессии.
Сокрушительная рецензия
– Както благостно все: полюбил учитель ученика, гладит его по головке... И вот в итоге вы – автор сотен научных работ.
– Почему же благостно… А наказание? Просто оно бывает разным. В начале второго семестра первого курса Даниил Исаакович сообщил мне, что будет издаваться студенческий научный сборник, и дал тему для него. Я посидел в библиотеке института, поднабрался материала, написал, помоему, неплохой текст и принес академику. Через три дня захожу получить резюме. Вижу – лежит мой «скорбный труд», на обложке которого три больших буквы Б. С.К. Спрашиваю, что они означают? «Бред сивой кобылы, – отвечает шеф, – иди перепиши». Я в ступоре – такой добрый, милый интеллигентный человек и так обругал. Всю ночь не спал, переделывал статью. Принес – та же «оценка». Я ушел, поняв, что не создан для науки.
– Потом передумали, вернулись?
– Конечно, вернулся, и он протянул мне эту мою статью, которую я и узнавал и не узнавал. В ней была та же фактура, но с более глубокими выводами, изложенными в другой, более научной и в то же время доступной стилистике, но с моей подписью. Статью опубликовали. Но с тех пор никогда, ни в одной из десятков моих научных работ в юные годы и позже подобных «проколов» не случалось. А с тех пор как у меня появились ученики, я также сурово правлю их первые работы, давая возможность понять принципы… И храню на кафедре в шкафу на одной полке, а ниже, на другой, изданные ими спустя годы, первые научные книги с дарственными надписями.
Горжусь, что многие из учеников стали умнее меня, пошли дальше в своих научных разработках. Для меня высший кайф, когда я смотрю на них, ставших докторами наук, издавших книги своих трудов. Я могу о них бесконечно говорить, ставить в пример. Не зря, значит, я вкладывал в развитие этих молодых людей часть своей души… Может, даже большую часть. Вообще считаю, что в любом наставничестве лучшая система мотивации – успех учеников. Он греет больше, чем своя слава, больше, чем деньги.
Найти «мастер-ключ»
– Как не остановиться на полпути? Многие молодые люди неплохо начинают, но затем сходят с дистанции. Какой нужен толчок?
– Тем, что я не остановился в науке «на полпути к вершине» и стал профессором, обязан Гольдбергумладшему – Евгению Даниловичу. В отличие от отца он был более жесткий и требовательный. Дело в том, что, защитив кандидатскую диссертацию, я увлекся созданием с группой друзей театра при клубе молодых ученых Томска. В общем, отошел от науки, сроки представления докторской диссертации срывал несколько раз.
И однажды Евгений Данилович сказал мне: «Извини, что я тебя с докторской диссертацией достаю. Я не прав. В конце концов не всем же быть учеными, профессорами». Это был точный психологический ход, я все лето ежедневно сидел «до упора» и через два месяца принес материалы докторской. Впоследствии наставник признался в провокации, когда говорил, что не всем быть профессорами. Так что для наставника очень важно найти верный психологический ход, чтобы стимулировать ученика. Своеобразный «мастерключ», как называют в гостиницах универсальный электронный элемент, открывающий все двери. Только в наставничестве требуется неизмеримо более сложное устройство – духовное.
– Есть ли, на ваш взгляд, сегодня перспективы у наставничества школьного, производственного?
– Сложно ответить однозначно. Можно ли приказом директора заставить молодых учителей часто сидеть на уроках авторитетных коллег, набираться опыта, или, наоборот, опытным ходить на уроки молодых? Думаю, при тех сложностях, которые есть в школе, – стремление взять часов «выше крыши», чтобы заработать, переполненных классах, просто нехватка педагогов, это сделать трудно. Но время от времени видишь или слышишь томских педагогов, побеждающих на конкурсах в регионе, стране как лучших в профессии. Ктото же их учил. Значит, всетаки наставничество не погибло.
На заводах свои проблемы нового времени. Это раньше Петю из ПТУ приставляли к опытному станочнику или слесарю и он, иногда отрываясь от своего дела, показывал, как правильно двигать рукой или направлять резец станка. Сейчас на станках электроника, программное управление – нет времени отвлекаться на показы и объяснения. Тут, думаю, выход в мастерах, которые за высокую зарплату согласятся уйти с предприятия преподавать в ПТУ, техникумы, колледжи.
Вообще для настоящего наставника главная мотивация – успех его учеников, он греет душу. Это важнее денег, личной славы. Для меня высшая награда, как сейчас говорят, знать и видеть своих учеников, ставших докторами наук, издающих книги своих трудов. Я могу о них бесконечно говорить со студентами, аспирантами, приводить в пример, хвалить.
Смотрите также:
- Учить ученика или учителя? На чём не должен экономить директор школы →
- Какая школа нужна? →
- Томский разбег →