Средства на образование и науку остаются в основном в Москве, а до провинции не доходят. Всю прошедшую неделю в России обсуждали «Прямую линию» с президентом. Какие ощущения остались от разговора главы государства лицом к лицу со страной? На какие размышления наводят поднятые проблемы? Об этом мы говорим с деканом исторического факультета Томского государственного университета профессором Василием Зиновьевым.
Острых тем президент не избегал
– Василий Павлович, ваши впечатления…
– На мой взгляд, эта «линия» значительно отличалась от предыдущих. На ее содержание и тон, конечно, повлияли ситуация, которая складывается в России в связи с кризисом и разного рода, и недружественные политические и экономические акции против нее других государств. Все это сказалось на настроениях и уровне жизни россиян.
Большая часть населения живет трудно. То, что люди раздражены задержками зарплат, а то и их многомесячными невыплатами, коммунальными поборами, подскочившими ценами, чувствовалось на протяжении всего разговора. Большинство вопросов были острыми, и очень хорошо, что эта острота, критика, не пряталась, не сглаживалась. Порой сразу давались поручения принять необходимые меры местным властям или правоохранительным органам.
Причем, как впоследствии сообщалось, эти меры принимались уже чуть ли не через час после прозвучавшей критики – сразу находились и средства, и силы.
И это вызывает досаду. Не может же президент каждый день проводить такие «прямые линии», чтобы наводить порядок в каждом уголке огромной страны. Чем заняты чиновники в регионах, кроме забот о своих чинах и доходов. Вот самый первый сюжет «линии» из Омска, об ужасной, разбитой вдрызг дороге в этом почти двухмиллионном городе. Наверняка люди жаловались на эти ямы и колдобины местным властям…
– Думаю, подобные ямы и колдобины можно увидеть не только в Омске…
– Да, я езжу по городам Сибири и, пожалуй, только ближе к Кемерово дороги получше, а во многих других регионах картина схожая с омской. Ужаснее всего на подъездах к Бийску и в нем самом – все разбито. И это в городе, который именуется Наукоградом – там три больших научно-производственных объединения.
Дороги для Сибири с ее огромной территорией имеют стратегическое значение и большой глупостью – иначе никак не назвать – была ликвидация лет пять назад областных дорожных фондов с целью перетягивания средств из них в центральные регионы. Когда были живы эти фонды, то я замечал в нашей области и в некоторых других, что там каждый год по пять-
десять километров асфальта прирастает. А потом – только разрушалось. Сейчас вроде бы опомнились, дорожные фонды возвращены регионам. Но много средств придется затратить на восстановление разрушенного.
Россия стала сильнее
– Сейчас можно услышать сравнение похожести нынешней ситуации в стране на ту, что была в девяностые, начале двухтысячных…
– Не согласен. Думаю, скорее всего, «точку невозврата» мы прошли. Нынешний кризис как раз показывает, что Россия экономически сильнее Советского Союза, социально прочнее, люди стали инициативнее, сами, а не из-под палки, создают рабочие места, общественные организации, помогающие больным детям, старикам, пострадавшим от природных и техногенных катастроф. То есть у нас сейчас больше народной демократии, чем в девяностые, когда все было позволено и директоров предприятий выбирали простым голосованием на собраниях.
Наконец, у нас есть национальный лидер, которому большинство населения доверяет в отличие от ситуации в девяностые. И если бы нынешняя национальная элита, чиновники, больше думали и заботились о стране, народе, а не о своих дворцах и кошельках, то, может, мы и кризис бы не почувствовали так остро.
Краткое ощущение от «прямой линии» – ощущение тревоги… и все-таки надежды!
Не обижать своих
– Томск и его вузы выглядели просто именинниками на фоне резко критических сигналов из других регионов и просьбы президенту голландской студентки ТГУ всего лишь помочь в упрощении въездных виз молодым иностранцам, ее признания, что в Томске безопаснее, чем в Европе…
– В нашем вузе действительно очень много делается для создания студентам из ближнего и дальнего зарубежья комфортных условий жизни и учебы. И потому число приезжающих к нам из самых далеких от Сибири стран и континентов закономерно растет. А вот для своих, томских, российских студентов из других регионов делается гораздо меньше. В этом году завалилась треть университетского корпуса, напротив Научной библиотеки, построенного из непрочных материалов еще в 1956 году. Наш факультет лишился 10 аудиторий, нам чудом удается поддерживать учебный процесс. Вузу не хватает не только аудиторий, а целых учебных корпусов. Ситуация неприемлемая для вуза, стремящегося попасть в сотню самых лучших в мире.
Наш исторический факультет один из самых больших в университете, у нас 900 студентов, большинство их успешно заканчивает обучение, но вот в науку идут немногие. И не потому, что нет способностей, а потому, что стипендии аспирантов-гуманитариев мизерные и жить им часто негде. Очень трудно с аспирантской стипендией в 3 тысячи вести научную работу, написать диссертацию, при этом кормить себя, тем более семью в наших суровых сибирских условиях.
Аспиранты-физики, математики получают стипендию в разы больше, но это тоже их не удерживает в вузах. Аспирантуру объявили третьей ступенью подготовки высококвалифицированных специалистов, заставили нас написать много образовательных программ и других бумаг, а главного – условий для работы – не создали.
Небольшие средства, выделенные на образование и науку, остаются в значительной своей части в Москве, Томск, который является точкой роста информационного инновационного общества в России, явно не получает необходимой материальной поддержки, в то время как доходы от топливно-энергетического комплекса области идут в центр.
Поплатились за доверчивость
– Студенты-историки особая категория молодежи, обладающей большей широтой взглядов в сравнении с прошлым. Как меняются их ощущения происходящего на фоне того же кризиса, обострения международной обстановки?
– Я вижу, что они в отличие от студентов начала, середины двухтысячных, стали более ответственны, более патриотичны. Мы были такими же в их годы, потому что шла «холодная война», в обществе постоянно ощущалась тревога. Молодежь девяностых и немало лет в первом десятилетии этого века была, я бы сказал, более расслабленной в этом плане. Этакое благодушие от ощущения, что нас все любят, и мы всех любили, открывая границы и сердца.
Но время показало, что у Запада всегда на первом месте национальный интерес, они его никогда с повестки дня не снимали. А мы доверчиво раскрылись – ну просто полный интернационализм. И за свою доверчивость поплатились. Европейские, американские санкции, думаю, многое меняют в настроениях молодежи, заставляют понять, кто есть кто.